Этичное что угодно

Некоторое время назад я заметил, что регулярно пишу в разных онлайновых обсуждениях одни и те же слова: «Полиамория имеет больше общего с современной эгалитарной моногамией, чем с традиционной религиозно-мотивированной полигинией». Похоже, эта мысль не вполне очевидна и надо попытаться выразить её яснее и полнее.

Да, слово «polyamory» начинается с корня «poly». И, естественным образом, оказывается связано с другими словами об отношениях, начинающимися с этого корня. Это и религиозно-обоснованная полигиния (в наших краях ассоциирующая в первую очередь с исламом) и «естественная мужская полигамность» псевдо-этологических теорий с их рангами, примативностью и всем таким. И многие приверженцы этих способов строить отношения считают, что просто появилось новое модное слово про всё то же.

Это совершенно не так, но показать различие не так просто. Да, у этого слова есть и вторая половина — «amory», но любовь понимается разными людьми настолько различно, что, увы, эта половина не так много объясняет. Не даст полной ясности и анализ определения из Википедии. Слово «согласие» имеет, может быть, и меньше трактовок, чем слово «любовь», но предельные случаи столь же несовместимы. Человек, считающий согласием то, что «потом она будет довольна», увидит в этом определении именно то, что хочет увидеть.

Слова определения бессильны без культурного контекста, в котором они возникли. Тут уместен вопрос: а почему я считаю, что именно я правильно понимаю этот культурный контекст? Ну... потому, что я десять лет варюсь в нём, читаю статьи, блоги, книги, иногда участвую в онлайн дискуссиях. Разумеется, в том контексте, где это слово возникло — в англоязычном. Но если уж мы заимствуем слово, имеет смысл заимствовать его вместе со значением, а не придумывать своё. Да, я вижу только подмножество этого контекста, например, всё, что связано полиаморией, как частью новоязыческих духовных практик проходит мимо меня, но, тем не менее.

Этот культурный контекст подразумевает равенство партнёров. Равенство не в смысле одинаковости: партнёры могут договариваться о совершенно различных ограничениях и условиях друг для друга, но то, что они договариваются об этом между собой — принципиально. Очевидно, что в среде людей, считающих себя полиамурными, встречается и давление, и прямое насилие, но имеется довольно определённый консенсунс по поводу того, что это плохо.

Кроме того, надо понимать, что полиамория это в значительной степени женское движение. Даже, пожалуй, в первую очередь. Точно также как движение свингеров изначально было в первую очередь мужским (не по количеству участников, но по их влиянию на тот вид, которые оно принимало). Полиамурные отношения могут принимать очень разные формы, но отношения, в которых женщина не является равным партнёром, просто потому, что она женщина, определённо не могут быть названы этим словом.

И, очень важное слово выбор. Вопрос не в том, сколько у кого партнёров, вопрос в том, насколько это связано с собственным выбором или навязано извне. Сколь угодно немоногамная традиция, жёстко навязывающая структуру отношений, имеет тем меньшее отношение к полиамории, чем жёстче это навязывание и чем труднее его избежать. Ни гарем турецкого султана, ни «здоровая исламская семья» не имеют отношения к полиамории хотя бы по причине отсутствия выбора. Причём, выбора практически не было ни у наложницы, ни у султана. То есть выбрать наложницу султан, разумеется, мог, а вот очень многое другое в своей жизни — нет. Братьев и прочих близких родственников убить при вступлении на престол необходимо. Иметь гарем — тоже.

Вероятно, гарем османского султана (впрочем, не репрезентативный для традиционной полигинии в целом) действительно в ряде случаев был социальным лифтом. Но ключевой особенностью этого социального лифта была, опять же, невозможность выбора собственной судьбы, невозможность выбора сексуального партнёра (если в этом контексте вообще уместно слово «партнёр»). Социальные лифты это, в общем, хорошо. Но полиамурное сообщество никак не готово считать себя наследниками таких социальных лифтов. Кроме того, как правило, о благотворности гарема сейчас говорят мужчины, совершенно не готовые признавать женщин равными себе. Что, опять же, ставит их вне полиамории, как этической системы.

Этическое равенство партнёров, личный выбор при построении отношений — не это ли является тенденцией последнего века в отношениях вообще? Не это ли является одним из вариантов идеала современной моногамии? Для того, чтоб не верить в «половинок» и «браки, совершающиеся на небесах», не говоря уже о «стерпится-слюбится», вовсе не обязательна немоногамия. Коммуникация, умение договариваться, относиться друг к другу как к людям, а не как к предметам, — способности крайне полезные и в моногамных отношениях. Просто если об отношениях не заботиться, моногамные отношения превратятся в кошмар года за два, а немногамные при прочих равных — за месяц. Поэтому нам необходимость всех этих инструментов виденее, чем «в среднем по больнице», но они от этого не становятся только нашими. Но, да — эти инструменты сближают нас с современной моногамией, той, которая про равноправие и про выбор, а отнюдь не с какими-либо традиционными формами полигамии.

Люди всё чаще строят отношения не «такие же как у всех», а свои, собственные. Принимают собственные решения о том как и с кем жить, скольких растить детей и как распределить «домашнюю» и «внешнюю» деятельность. Собственные решения о том, как принимать решения. В массе своей семьи получаются, конечно, вполне моногамные. Хотя... Кто скажет: где граница между «просто эмоциональной близостью» и любовью? А ведь, вернёмся к определению, полиамория это система этических взглядов на любовь. На любовь, а не на секс. Система этических взглядов, а не система спаривания, львиный прайд вовсе не является примером полиаморного союза. Хотя, разумеется, хороший секс, особенно по любви это прекрасно! И по большому счёту полиамурное движение это лишь малая часть общей тенденции гуманизации и индивидуализации брака и иных форм близких отношений.

Эта тенденция противостоит традиционным способам построения отношений даже не потому, что они плохи (а они, как правило, действительно, мягко говоря, не идеальны), а потому, что традиция на то и традиция, чтоб подавлять разнообразие. Я надеюсь, что, несмотря на периодически случающиеся откаты назад, свобода, личный выбор, честность и человеческое отношение друг к другу будут встречаться чаще, а взгляд на отношения как на войну, в которой надо урвать побольше и добыть господство — реже. Вполне возможно, что слово «polyamory» потеряется где-то по дороге или даже станет ещё одним красивым названием некрасивых действий. Но последнего всё-таки очень хотелось бы избежать.